На шелковые платки нанесены изображения грязных, истрепанных половых тряпок. Этот ироничный контраст заигрывает с политикой премиальных брендов, которые производят не просто товары, а символы принадлежности к определенной культуре. Их внешний вид и конвенциональная красота не являются главным критерием выбора – именно знаковые детали бренда превращают вещи в сакральные объекты желаний, чья значимость не ставится под сомнение. В работе соблюдены все формальные признаки, отличающие продукты премиальных марок: дорогой материал, ручная работа. Аврора Лоттон сама подшивает край каждого платка, с одной стороны, соглашаясь на эти правила, с другой – добавляя объектам живое прикосновение руки, отличающее произведения искусства.

Серия родилась из работы «Половые тряпки». Вводя новые коннотации и работая в ином медиуме, продолжая исследовать шаблоны гендерной коммуникации. Из-за высокой стоимости брендовые товары часто становятся элементом торга и частью отношений между мужчиной и женщиной, выполняя роль подарка.

На шелковые платки нанесены изображения грязных, истрепанных половых тряпок. Этот ироничный контраст заигрывает с политикой премиальных брендов, которые производят не просто товары, а символы принадлежности к определенной культуре. Их внешний вид и конвенциональная красота не являются главным критерием выбора – именно знаковые детали бренда превращают вещи в сакральные объекты желаний, чья значимость не ставится под сомнение. В работе соблюдены все формальные признаки, отличающие продукты премиальных марок: дорогой материал, ручная работа. Аврора Лоттон сама подшивает край каждого платка, с одной стороны, соглашаясь на эти правила, с другой – добавляя объектам живое прикосновение руки, отличающее произведения искусства.

Серия родилась из работы «Половые тряпки». Вводя новые коннотации и работая в ином медиуме, продолжая исследовать шаблоны гендерной коммуникации. Из-за высокой стоимости брендовые товары часто становятся элементом торга и частью отношений между мужчиной и женщиной, выполняя роль подарка.

Данная серия фиксирует неидеальную форму яйца и переводит её из пластика в фарфор. Она работает уже не с уникальными, а с тиражными объектами, при этом сохраняя неповторимость и индивидуальность каждого. Это уже не всегда отдельно стоящие скульптуры, в серии появляется более плоская форма, которая вырастает из стены, подобно горельефу. Скульптуры обретают свою самость с помощью росписи глазурью. Путем создания «серии портретов» и передачи спектра чувственных переживаний происходит попытка примерить на объекты различные живописные образы. В то время, как фарфор подчеркивает хрупкость, глазурь вносит в работу элемент эксперимента. Процессы глазурования и обжига лишают художника тотального контроля над обликом работы, который дает, к примеру, живопись. Попытка реализовать замысел подвергается влиянию выбранной технологии, и это, с одной стороны – риск, а с другой – доверие к материалу и осознанное желание дать ему свободу повлиять на творческий процесс и результат.

Данная серия фиксирует неидеальную форму яйца и переводит её из пластика в фарфор. Она работает уже не с уникальными, а с тиражными объектами, при этом сохраняя неповторимость и индивидуальность каждого. Это уже не всегда отдельно стоящие скульптуры, в серии появляется более плоская форма, которая вырастает из стены, подобно горельефу. Скульптуры обретают свою самость с помощью росписи глазурью. Путем создания «серии портретов» и передачи спектра чувственных переживаний происходит попытка примерить на объекты различные живописные образы. В то время, как фарфор подчеркивает хрупкость, глазурь вносит в работу элемент эксперимента. Процессы глазурования и обжига лишают художника тотального контроля над обликом работы, который дает, к примеру, живопись. Попытка реализовать замысел подвергается влиянию выбранной технологии, и это, с одной стороны – риск, а с другой – доверие к материалу и осознанное желание дать ему свободу повлиять на творческий процесс и результат.